В АВГУСТЕ 42-ГО...

Подробности

Опубликовано 30.09.2020 15:52

ЧАСТЬ 6.

Война… Сколько судеб она перековала, перемолола, сколько принесла горя и бед. В годы Великой Отечественной мальчишки раньше времени становились взрослыми.

Им приходилось преодолевать совсем не детские испытания, рисковать жизнью, а зачастую и жертвовать ею ради приближения победы. Сколько их было, маленьких солдат, настоящих героев с отважными сердцами, чьи подвиги остались безвестными.

Мы продолжаем знакомить вас с воспоминаниями Григория Туренко. В военные годы он, несмотря на юный возраст, помогал разведчикам добывать информацию о расположении сил оккупантов и сам участвовал в диверсионных операциях. Пятнадцатилетний парнишка из Горячего Ключа благодаря своей смелости и находчивости дважды спасся из фашистского плена, сумел выжить и вернуться домой, к родным, заочно его похоронившим.

В ОКРЕСТНОСТЯХ ГОРЯЧЕГО КЛЮЧА

Из палатки вышел полный, крепкого телосложения немец. На плечах - витые погоны, на брюках - лампасы. На вид ему было лет сорок пять. Один из сопровождавших меня что-то стал ему говорить. Полковник, или генерал, я не знаю, кто это был, но видно, что большое начальство - окинул меня взглядом и, подозвав молодого солдата, что-то ему сказал. Тот повернулся ко мне и спросил по-русски, почему на мне мокрая одежда. У меня мелькнула мысль, что они еще не знают, что я сбежал от немцев. Ответил как можно спокойнее, хотя и порядком струсил, что пил из речки воду, сучок, за который я держался, обломился и я упал в воду. А иду я с Безымянного домой, в Новотитаровскую. Перегонял отару колхозных овец. Сдал их и решил домой идти. Для убедительности показал им паспорт и справку. Переводчик посмотрел мои мокрые документы и передал начальнику. Тот, опять через переводчика, спросил, много ли я видел русских солдат, когда проходил по их территории. Я ответил, что много, меня раза три задерживали. «И немцы задерживали», - добавил я.

Переводчик перевел мои слова своему начальству, а потом ударил меня по щекам и сказал: «Партизан!». У меня мелькнула мысль: «Сейчас расстреляют», но я все же ответил ему: «Нет, я не партизан. Нет».

Меня усадили возле палатки. Все куда-то ушли, кроме фрица, который остался меня охранять. Хотелось есть. Я думал о своих разведчиках: «Где они сейчас?» Потом снова пришло в голову, что меня расстреляют и все поплыло в глазах. Настраиваю себя на мысль: «Бежать! Но как бежать? Кругом немцы, а я один, и вдобавок без оружия».

Через полчаса из палатки вышли два немца и вынесли рацию. Они подошли ко мне и один из них по-русски сказал: «Неси рацию». Я поднялся, взвалил рацию на плечи и мы пошли.

Вскоре я понял, что идем мы в Горячий Ключ. Вышли на тропу, ведущую к винограднику. «Ну вот, - подумал я, - вынесу им рацию на гору, а там они по мне очередью из автомата в спину, и все кончено».

На горе немцы сели и мне приказали сесть. А у меня мысль мозг сверлит: «Сейчас они отдохнут и расправятся со мной». Однако, отдохнув, немцы встали и приказали мне идти дальше. Стали спускаться к перекату. Вдруг меня будто в грудь толкнуло чем: на какой-то миг я остановился. У тропы лежала женщина. По смятой и изорванной юбке можно было догадаться, что женщину вначале изнасиловали, а потом убили. Горло мне сдавил ком, ноги подкосились. Но я пересилил себя и прошел мимо убитой, так что немцы ничего не заметили.

Вскоре мы вошли в Дантово ущелье, а когда подошли к ванному зданию, солнца уже не было видно. Дальше пошли вдоль речки до улицы Базарной (сейчас Урусова, прим. ред.), потом по Базарной дошли до Шоссейной (сейчас Кондратьева, прим. ред.) и по ней вышли на Красную. Меня завели в здание, в котором до войны размещался партийный кабинет, и втолкнули в какую-то комнату.

Снова начался допрос. Немецкий офицер кричал: «Ты партизан!» и бил меня по щекам. Я упрямо твердил: «Нет». Не знаю, чем бы закончился допрос, если бы не тот самый хромой Иншаков, что служил у немцев комендантом. Он зачем-то зашел в комнату, и офицер спросил его, знает ли тот меня. Иншаков кинул в мою сторону взгляд и ответил: «Такого не знаю», и принялся сосредоточенно разглядывать что-то у себя под ногами.

Немец вызвал моих конвоиров. На меня снова надели рацию и повели к Псекупсу. Перешли его вброд. По дороге двигались машины, подводы с солдатами. Мы шли по обочине дороги на Березки. Здесь я увидел двух убитых наших бойцов. Они лежали лицом вниз.

Мы шли в сторону лесоделянок артели имени 8 Марта. Там стояла будка сторожа Хандрымайло. До войны ее так и называли: «Хандрымайлова будка». Я знал, что за ней дальше будет село Пятигорское. Мне стало ясно, что идем мы к немецкой передовой линии.

Уже совсем стемнело. Когда поднялись на вершину хребта, конвоиры приказали мне остановиться. И снова обожгла меня мысль: «Теперь все, убьют!» Немцы, однако, убивать меня не спешили. Вероятно, я им был нужен в качестве носильщика.

Они сняли с меня рацию, включили ее и, подняв антенну, начали работать. Я сидел позади них, около дороги, которая спускалась в Пятигорское, а одним ответвлением - в Горячий Ключ. Было сыро и прохладно. Я сидел и думал о том, что надо бежать, и чем быстрее, тем лучше.

Где-то около полуночи взошла луна и вокруг посветлело. Немцы выключили рацию, завернулись в плащпалатки и стали укладываться спать. Показали мне знаками, чтобы я тоже спал. Я свернулся калачиком, но не заснул, а только притворился спящим. Прошло часа два, может, чуть меньше. За это время я обдумал план побега: пройти вниз по дороге до «Хандрымайловой будки», а там с кручи прыгнуть на осыпь и спрятаться в завалах гнилых деревьев. Это место я хорошо знал, совсем недавно мы, мальчишки, часто играли там в прятки.

Я приподнял голову, осмотрелся и прислушался. Немцы спали. Тогда я осторожно встал и, предусмотрительно расстегнув штаны, на той случай, если фрицы вдруг проснутся и спросят, куда я иду, начал потихоньку пятиться к кустам. Так отошел я метров пять до поворота и прыгнул вниз на дорогу, но зацепился за кусты и споткнулся о выступ колеи. Однако не упал и побежал по дороге к обрыву. И тут две автоматные очереди разорвали ночную тишину за моей спиной. Пули просвистели где-то выше головы. Прыгнул с обрыва и чуть ли не до пояса завяз в мелкой осыпи песка и гальки. Мысль лихорадочно работала: «Скорее под завал деревьев!». Продрался сквозь заросли ежевики и нырнул под толстый ствол полусгнившего дерева.

Из укрытия мне хорошо была видна верхняя кромка обрыва, откуда я прыгал. Вскоре там показались две фигуры, в которых я угадал моих «хозяев». Застучали автоматные очереди. Немцы стреляли наугад. Я уполз дальше под дерево.

(Продолжение следует).

Фотография из семейного архива Натальи Негребовой. В этом здании в советское время располагался партийный кабинет и начальная школа.