«1942-1943 гг. Деятельность немецких оккупационных органов на территории Горячеключевского района»

Подробности

Опубликовано 28.01.2025 11:08

О войне – в новом формате

Немецко-фашистские войска оккупировали территорию Горячеключевского района в течение почти полугода – с 17 августа 1942 г. по 30 января 1943 г. Сам районный центр, курортный поселок Горячий Ключ был захвачен фашистами 20 августа, а освобожден 28 января. Об этом тяжелом периоде в жизни нашего города многое известно и многое написано, хотя, конечно, исследователям истории Великой Отечественной войны еще есть над чем трудиться. Но одна из тем периода оккупации практически не была исследована досконально; поступавшие сведения были поверхностны и часто основывались на субъективных данных. Это – деятельность немецких оккупационных органов на территории Горячеключевского района и их приспешников из числа советских граждан.

Сегодня мы можем провести более-менее детальное расследование этого направления военной истории, основываясь на данных архивных источников. Совсем недавно в Городской исторический музей были переданы рассекреченные архивные документы по линии НКВД СССР - ФСБ России, касающиеся «хозяйствования» оккупантов и местных коллаборационистов на территории района, и совершенных ими злодеяниях. Исследуя вновь полученные материалы, есть возможность рассказать о некоторых событиях периода немецко-фашистской оккупации не только в райцентре, но и в сельских населенных пунктах нашего района – станицах Саратовской, Бакинской и других.

Формат данного исследования не совсем привычный и может быть спорным для «ура-патриотической» категории читателей. И это нормально. Мы привыкли к безусловно оправданному почитанию и прославлению подвигов защитников Родины, описанию массового боевого и трудового героизма советского народа в годы тяжелых военных испытаний. Но сегодня перед нами другая, оборотная сторона войны и оккупации; темная сторона злобы и ненависти, мести и предательства; сторона, о которой не принято вспоминать в общественном пространстве. И это нормально, когда рассматриваемые факты предательства и сотрудничества советских граждан с нацистами, выглядят нелицеприятно. Более того – писать о них неприятно и автору. Но история состоит не только из побед и подвигов: она всегда имеет оборотную сторону событий, фактов, характеров.

Здесь вы найдете фамилии и имена некоторых местных жителей, скрытые за инициалами. Некоторые из них явно работали на нацистов; другие могли лишь косвенно или невольно быть к этому причастны. По понятным причинам их имена не будут раскрыты полностью. Ведь перед нами не приговоры суда, вступившие в законную силу, а лишь материалы оперативных дел и разработок – донесения, справки, свидетельства. Да и наше исследование не претендует на роль приговора истории. А данные на таких граждан приводятся для объективной оценки ситуации и масштаба коллаборационизма в оккупированных населенных пунктах. Благо, что эти случаи не носили массовый характер.

Также, по независящим от нас причинам, не раскрываются полные данные агентов и сотрудников НКВД-НКГБ СССР, - они вымараны в текстах документов архивистами.

Немецкие оккупационные разведывательные органы в районном центре Горячий Ключ

Согласно «Справки на немецко-фашистские разведывательные органы дислоцированные в поселке Горячий Ключ», за подписью начальника Горячеключевского РО НКГБ (районный отдел Народного Комиссариата Государственной Безопасности) старшего лейтенанта Госбезопасности «Х» от 1944 года, можно сложить достаточно полное впечатление о структуре и деятельности немецкой оккупационной власти.

В Горячем Ключе по адресу ул. Шоссейная № 1/5 (ныне улица им. Кондратьева) в частном доме гражданина О.Е.М. находился разведывательный орган СД, возглавлял который майор Шмидт. Майор русским языком не владел, имел при себе переводчика из немцев по имени Антон.

Кратко, для ясности: СД – Служба безопасности рейхсфюрера СС, была образована как разведывательная спецслужба Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП) и связанных с ней отрядов СС. Условно и с натяжкой, можно провести ее аналогию со структурами НКВД СССР.

По ул. Красная № 3 (ныне улица им. Ленина) находилась фельджандармерия (военная полиция), под руководством того же майора Шмидта. Там же расположилась и ортскомендатура, руководил которой комендант в чине оберлейтенанта, не установленной фамилии. Ортскомендатура являлась районным подразделением военной комендатуры, осуществляющей исполнительную власть на оккупированной территории. Комендант, хотя и владел русским языком, но также имел постоянного переводчика из местных, по имени Михаил.

В контакте с  комендантом и в его подчинении действовал старший жандарм фельджандармерии Карл Альбент, который занимался следственной работой, определял жителей на военно-земляные работы, следил за порядком в поселке. Имел в подчинении 7-8 жандармов, из которых двое жили с ним вместе. Они также вели следственную работу и «избивали приводимых граждан и детей за воровство и непослушание». Все аресты проводил военный комендант через старшего жандарма Карла Альбента и его жандармов; некоторые арестованные граждане и пленные направлялись затем в Гестапо Краснодара на ул. Седина № 68.

«Характерно, когда военный комендант заводил на «беседу» человека, то майору по всем правилам докладывал и садился только с его разрешения. Если учесть, что военный комендант сам допрашивал, избивал и мог расстреливать, то безусловно, что этот майор имел большие полномочия от немецких властей», - делает вывод сотрудник Госбезопасности.

На основании этого сообщения и мы можем прийти к очевидному выводу: несмотря на то, что военный комендант формально являлся высшим представителем оккупационной власти в районе, фактически он подчинялся руководителю военной разведывательной службы майору Шмидту.

В справке приводятся достоверно установленные случаи вербовки комендатурой и жандармерией местных жителей. Так, например, в октябре и ноябре 1942 года, с соблюдением требований конспирации, к майору на допрос приводились гр-н П.М.П. и гр-ка Крошникова Н.Я.; причем вызовы были в вечернее время и неоднократно. Нину Яковлевну Крошникову он безуспешно пытался уличить в связи с русской контрразведкой (она действительно была подпольным секретным осведомителем).

В связях и сотрудничестве с майором Шмидтом, военным комендантом и старшим жандармом Альбентом подозреваются следующие жители:

- С.Е.М. и С.П.Т. – квартиродержатели майора;

- Л.К.О. – уборщица майора (возможно его сожительница);

- К.Е.Х. – кухарка майора;

- Д.Б.Н. – посещал комендатуру и жандармерию как радиотехник;

- Д.А.И. - посещал комендатуру и жандармерию как художник, делал вывески, надписи и пр.;

- С.А.Т. – голова района;

- З.Д.П. – шеф полиции;

- К.Т.С., З.Г.В. и С.С. – квартальные;

- Б.А.И., П.П., Л.Т. – уборщицы;

- Г.К.П. и М.И.З. – квартиродержатели старшего жандарма К. Альбента;

- Д.Д. – чистильщик сапог;

На основании проведенного расследования, начальником Горячеключевского РО НКГБ  было заведено агентурное дело «Предатели»; перечисленные выше и другие лица взяты в активную агентурную разработку.

Повторяю: здесь приводятся материалы оперативных дел, поэтому важным следует считать примечание к справке о том, что ее вывод: «…частью строится на предположениях и может иметь некоторые неточности».

Обзор немецких разведывательных органов на территории Горячеключевского района

В станице Ключевой были свои отделения фельджандармерии и ортскомендатуры, расположенные в бывшем Сельсовете. Но отдельной информации об их деятельности нет, в связи с чем я прихожу к выводу, что данные отделения работали как «филиалы», непосредственно в структуре районных органов Горячего Ключа.

В станице Саратовской, в доме гражданки П., располагался штаб корпуса фельджандармерии, командовал которым генерал Фон-Ферстер (!) Ортскомендатура и фельджандармерия, которыми руководил оберфельдфебель находились в доме станичного Сельсовета. Подразделение фронтового Гестапо «канцелярия 10»  – тайная полиция, входящая в состав Главного управления имперской безопасности Германии (РСХА) находилась на ул. Базарной № 27. Руководил Гестапо оберлейтенант.

Также на территории Саратовского Сельсовета находилось подразделение отряда по борьбе с партизанами и лагерь военнопленных (на артиллерийском полигоне).

Еще больше оккупационных органов было создано немцами в станице Бакинской. По ул. Почтовой – разведывательный орган «Айнецет», под руководством оберлейтенанта Мюллера; там же - отряд по борьбе с партизанами под руководством немецкого капитана. По адресу ул. Почтовая № 2 – фельджандармерия, командовал которой штабс-фельдфебель. На мукомольной мельнице располагались команды  ВИГДО-5 (лейтенант Хартман) и еще одно подразделение фельджандармерии (оберфельдфебель Боркен, штабсфельдфебель Меер, оберфельдфебель Хорн). В доме Сельсовета  находилась ортскомендатура (капитан Кремер – заместитель коменданта). Лагерь военнопленных базировался за пределами станицы, по направлению к станице Суздальской.

В школе хутора Соленого расположилась разведшкола, командовал которой оберлейтенант.

Не остались «не у дел» и оккупационные части союзников немцев. Так, в доме Сельсовета станицы Кутаисской работали словацкая ортскомендатура и фельджандармерия.

Как видим, в населенных пунктах, оставшихся в далеком и относительно спокойном немецком тылу, плотность военных органов власти была достаточно большой, что говорит о серьезном подходе немцев к установлению своего порядка и работе с оккупированным населением. Ведь здесь были и хозяйствующие органы, и разведывательные подразделения Абвера, и полицейские команды.

Деятельность сельскохозяйственной комендатуры «ВИГДО-5» в станице Бакинской

Нельзя обойти вниманием некий орган под загадочной аббревиатурой «ВИГДО-5». Это, как следует из доклада другого оперативника, - начальника 2-го отдела УНКГБ КК (Управление НКГБ Краснодарского края) майора Государственной безопасности «Х» - подразделение сельскохозяйственной комендатуры. Но, помимо вопросов экономической и хозяйственной деятельности, оно занималось и разведывательной работой. В частности, собирало  сведения о партизанах, коммунистах и комсомольцах, сельском и советском активе, оставшимся на оккупированных территориях.

Доказательством разведывательной деятельности так называемой «сельхозкомендатуры» могут служить выдержки из приказа начальника 2-го отдела УНКГБ КК полковника Госбезопасности «Х» от 16 января 1945 г.:

«Начальнику Управления НКГБ ААО.(Адыгейской Автономной Области – авт.) Всем начальникам ГО и РО НКГБ. (городских и районных отделов – авт.)

В районных центрах в оккупационный период дислоцировались райсельхозкомендатуры. По имеющимся данным райсельхозкомендатуры возглавлялись офицерами немецкой разведки, проводившими разведывательную и контрразведывательную работу…»

В состав комендатуры «ВИГДО-5» входило немало наших соотечественников, сотрудничавших с немцами. Сегодня мы можем рассмотреть социальный срез этих жителей станиц Саратовской, Суздальской, Бакинской и других населенных пунктов.

- главный агроном комендатуры С.Н.Ф. - до оккупации бывший главный агроном Райземотдела района;

- главный ветврач П.Ф.К.;

- инженер солеварения Г.А.Г. , в прошлом «асоциальная личность»;

- участковые агрономы П.В.В. и И.В.;

- районный атаман С.В.П.;

- агроном, управляющий совхозом О.С.Ф.;

- бывший владелец табачной плантации А.Б.И.;

- врач табаксовхоза К.Н.;

- другие работники комендатуры (пекарь, прораб, агенты).

При отступлении немцев, некоторые из них были оставлены на освобожденных территориях с заданиями немецких разведорганов по диверсионной или шпионской деятельности.

Кроме того, следует учитывать, что все разведывательные подразделения – Горячеключевской и Саратовский органы СД, разведшкола в хуторе Соленый и другие тесно взаимодействовали с администрацией лагерей военнопленных, из числа которых набирались абвер-команды агентов и диверсантов. Члены этих команд выполняли задания в тылу советских войск, а впоследствии готовились к диверсиям и агентурной работе на освобожденных от немцев территориях.

Вот «живой» пример деятельности комендатуры «ВИГДО-5»: приказ № 3 от 22 января 1943 года «Всем участковым агрономам,  старостам станиц и начальникам полиции», изданный непосредственно в дни  перед неизбежным отступлением оккупантов. Приказ подписан и скреплен печатью начальника комендатуры лейтенанта Хартмана.   Начинается он так:

«На основании распоряжения командования Германской Армии, приказываю:

1. Немедленно собрать весь скот, принадлежащий колхозам и частным гражданам и с проводниками направить его гоном на сборный пункт в станицу Саратовскую, где ортскомендатура даст ему дальнейшее направление…»

Далее, с немецкой педантичностью, предписывается исчерпывающий алгоритм действий по сбору и отправке скота. Перед отправкой скот следует накормить, а по пути следования организовать подкормочные базы; колонны сопровождать конными или бычьими подводами, груженными мешками с фуражом, изъятым у населения; кукурузу в качанах перевозить ящиками. Весь тягловый скот с транспортом (лошади, быки, волы, подводы и телеги), также следует изъять для целей транспортировки фуража. Начальникам местной полиции предписано организовать охрану колонн. «Упавший» в дороге скот следует довозить на подводах до места очередной стоянки, где разрешается употреблять для питания проводников.

В приказе указано, что эвакуация скота является временной и вынужденной мерой, по окончании которой скот будет возвращен собственникам; поэтому владельцам разрешено сопровождать скот до места назначения. Здесь не стоит умиляться добросердечности и порядочности «Германского командования» и лично лейтенанта Хартмана. После разгрома Сталинградской группировки Паулюса и стремительного январского наступления советских войск при освобождении Кавказа, Германское командование, надо полагать, прекрасно отдавало себе отчет, что на утраченные позиции уже не вернется. Поэтому условие по сопровождению  владельцами скота «до места назначения», считаю хитрой уловкой для безропотной передачи скота оккупационным властям.

Но самым циничным здесь видится то, что таким образом немцы стремились увести в Германию, или на контролируемые территории и часть трудоспособного населения, - будущих «остербайтеров». Потенциальных рабов угоняли в Германию и насильно, и заманывали с помощью агитации; а здесь - новая уловка под благовидным предлогом. Ведь главное – снять крестьян с насиженных мест, оторвать от хозяйств; а вдали от дома им деваться будет уже некуда. Сюда можно отнести и указание о разрешении эвакуации на тех же подводах участковых агрономов и старост с семьями на занятые Германией территории; с собой разрешалось взять только минимум носимых вещей.

С оставляемых мельниц, маслобоен, тракторов и другого механического транспорта участковым агрономам следует снять наиболее важные части, узлы и агрегаты и тщательно спрятать их в присутствии только одного свидетеля; после чего оба обязаны эвакуироваться.

Мартанская маслобойня должна работать до тех пор, пока не будет переработан весь подсолнух, изъятый у населения и колхозов, в том числе семенной. Все полученное масло следует доставить в станицу Бакинскую и приготовить к эвакуации. Отправке подлежит и семенной фонд других культур – кукурузы, проса, картофеля и прочих. Эвакуация и переработка запасов семян (!) служит  еще одним доказательством невозвращенческих планов гитлеровцев.

На исполнение данного приказа дано 48 часов. При его исполнении участковым агрономам и старостам предоставляются неограниченные полномочия: «…невыполнение их распоряжений будет рассматриваться как саботаж и виновные будут подвергнуты расстрелу». Подпись: «Крейсляндвирт Хартман».

Вот так просто и по-деловому представители европейской культуры распорядились практически всем добром, что наживали жители станиц: транспортом, скотом, продуктами, семенами. А кто будет возмущаться – расстрел.

Гестапо и фельджандармерия станицы Бакинской. Преступления фашистов и их приспешников.

Передо мной справка о немецких разведорганах, расположенных в станице Бакинской, составленная старшим лейтенантом Госбезопасности «Х» в неустановленное время; но датой явно можно считать период не ранее июля 1943 года. Из нее следует, что в ст. Бакинской дислоцировалось Гестапо, «…куда направлялись все арестованные немецкими властями советские граждане из окружающих населенных пунктов района и аулов Адыгейской Автономной Области, прилегающих своими границами к Горячеключевскому району.» Также в станице дислоцировалась фельджандармерия, которая фактически являлась подразделением Гестапо и занималась вербовкой советских граждан. В нее по мере задержания доставлялись пленные красноармейцы, партизаны, местные жители, заподозренные в связях с партизанами, комсомольцы, члены партии и другие советские граждане.

Из неофициальных бесед с жителями, а также негласным путем офицером Госбезопасности получены следующие данные.

17 августа 1942 года станица Бакинская была оккупирована противником. Незамедлительно в нее прибыли части эсэсовцев, которые начали проводить карательную политику. Сразу были арестованы около 150-180 человек из местного населения, пленных красноармейцев, эвакуированных. На мукомольной мельнице организован лагерь, где «на скорую руку» проводилась фильтрация, которая заключалась в допросах, пытках и избиениях. После нее местные были в основном распущены и переданы старосте под контроль, а остальные пленные куда-то отправлены.

Через несколько дней в станицу прибыла фельджандармерия, которую так же называли Гестапо. Она заняла помещение Сельсовета; комендант и часть персонала (вероятно основной оперативный состав) расположились на мельнице, куда стали водить арестованных «особо опасных преступников». Начальник фельджандармерии, оберлейтенант неустановленной фамилии поселился в частном доме в станице Бакинской. Интересно, как описывается семья  хозяйки домовладения: «…гражданка Г.Д.Г., 45 лет, имеет двух взрослых дочерей; одна замужняя – О., образованная, серьезная особа и вторая, младшая, имеющая 7 классов образования, недалекая, ветреная девушка; муж Г., в РККА с 1941 г.».

Здесь же, на квартире оберлейтенант и «работал»: допрашивал арестованных, вербовал агентуру, в том числе для вхождения в доверие к партизанам. По вечерам в дом приходили какие-то люди, из которых: «…подозрительными на связь с Гестапо являются:

1. «Гришка-поляк» - старик по национальности австриец или поляк, прибыл в ст. Бакинскую в 1922-1923 гг., жил все время одиноко и замкнуто. //Подозревают, что он сразу же выдал  сов-парт актив станицы и рекомендовал, кого надо взять в местные органы власти; в полном смысле хорошо обеспечивался немцами: хлебом, мясом, сахаром и др. продуктами.   //…не проявлял видимой активности, а как бы был в тени. Сейчас живет явно не по средствам, при этом, нигде не работает и не работал. По его рекомендации старостой был назначен Т.А.П., пробывший в лесах при Советской власти 13 лет.

2. К.М.С. – черкес из Бакинской, с 1930 года нигде не работал, бежал, сейчас скрывается и часто бывает ночью дома.//

//7. Г. – бывший следователь Северской прокуратуры, член ВКП(б)//

//Видную предательскую роль играла в станице С.Е.П., бывшая учительница, которая по заданию старосты вела запись по учету населения и имела постоянную связь с фельджандармерией. С приходом частей Красной Армии некоторое время проживала в ст. Бакинской, а затем бежала, а может быть скрывается в г. Краснодаре.//

//Следует обратить внимание в процессе разработки на Г.У.А., которая занималась вербовкой населения в Германию.»

Составитель справки предлагает объявить в розыск Т.А.И., 1899 года рождения, уроженца и жителя Бакинской, который в 1919 г. служил у белых, а потом был «белобандитом». В 1929 году он был арестован, но бежал из-под стражи и до немецкой оккупации скрывался. С приходом немцев он был назначен старостой; семья его эвакуировалась с оккупантами, но затем возвратилась и проживает в станице. Предполагается, что сам бывший староста скрывается в окрестностях и работает по заданию немцев.

Разведывательная школа СС-23

На территории Горячеключевского района во время оккупации находились не только «хозяйствующие» комендатуры и вербовочно-карательные жандармерии, но и самая настоящая разведшкола. В подтверждение рассмотрим документ, составленный начальником Горячеключевского РО НКГБ капитаном Госбезопасности «Х» от 15 июня 1944 года: «Справка о деятельности разведывательной школы противника «СС-23» (ориентировочно АБВЕР-ГРУП № 304)».

Согласно данной справки, установлено, что на территории Бакинского сельсовета, в лесу у хутора Ново-Соленый, в 7-ми километрах от станицы Бакинской и 4-х километрах от станицы Саратовской размещалась немецкая разведывательная школа, состоящая из военнопленных красноармейцев. По тексту справки многократно делается акцент на этнической и сословной составляющей курсантов школы: «в основном – казаки и украинцы».

Из показаний секретного осведомителя «Заря»: «После прохода передовых частей немецкой армии в конце августа 1942 года, на хутор Ново-Соленый прибыла немецкая часть «СС-23», состоящая из штаба - 6 человек и рядовых – до 60 человек; причем рядовыми были военнопленные, а штаб из немцев».

Начальником части был обер-лейтенант; два офицера – переводчика, фельдфебель, старший сержант и шофер. Разведшкола размещалась в табачных сараях, а ее штаб - в здании начальной школы хутора. Часть выполняла разведывательную работу: отправляла в тыл Красной Армии группы до 20 человек для разведки штабов, складов, укреплений. Отправляемые диверсанты были переодеты в красноармейскую форму, имели советские документы и продукты питания, вооружались русским оружием. Возвращались после выполнения очередного задания обычно через 5-6 дней.

Некоторые из военнопленных – сотрудников разведшколы имели свободное передвижение в населенных пунктах; они общались с местными, меняли у них на хлеб молоко и яйца. В документе раскрываются личности некоторых сотрудников, например: «1. Кочубей Дмитрий, уроженец Оренбургской области, русский, среднего роста, широкоплечий, носил чуб на голове и казачью фуражку с красным околышем; был денщиком у офицера. Месяц тому назад он прислал письмо Головиновой М.М., проживающей в станице Михайловской». Далее в справке указано, что «Кочубей» в настоящее время служит в РККА.

То есть, можно предположить, что «Кочубей», будучи завербованным немецкой разведкой, «осел» в одном из освобожденных населенных пунктов, откуда пытался наладить связь со своей знакомой, а затем каким-то образом поступил на службу в Красную Армию. Как вариант, «Кочубей» мог быть осужден за измену Родине и направлен в штрафной батальон на фронт, однако указания на этот счет не имеется. К тому же, в практике таких приговоров, скорее всего применялась смертная казнь. Эта версия маловероятна, но рассматривается нами для альтернативного понимания ситуации.

Из 30-ти человек жителей хутора Ново-Соленый, допрошенных в 1944 году в качестве свидетелей, приводятся наиболее значимые для оперативного дела показания. Выборочно приведем некоторые из них.

Свидетель Емельянов Иван Емельянович на допросе 13 февраля 1944 г. показал:

«В конце августа 1942 г. на хутор Ново-Соленый прибыла группа военнопленных в количестве 100 человек  под командованием немецкого офицера. Эта группа разместилась на окраине хутора в колхозном сарае. Все военнопленные одеты в красноармейскую форму и вооружены русскими винтовками, шашками и каждый имел верховую лошадь. Часть эта занималась разведкой в тылу Красной Армии. Однажды я был около барака, где проживают греки, на улице сидели: Костоглиди Ефимия Давыдовна, Фатииди Александра Савельевна, Кутулиди Нина Ивановна и другие, фамилии которых не помню. С ними сидели казаки. Я слышал разговор, когда один из казаков говорил этим женщинам, что их задача только разведывать в тылу Красной Армии, где находятся штабы частей, склады боеприпасов, вооружение и т.д. Часто казаки выезжали группами по 10 и более человек в горы, возвращались обратно через четыре-пять дней, а вместо них отправлялась другая группа. И так продолжалось в течение двух месяцев сентябрь-октябрь 1942 г. Некоторые казаки имели тесное общение с греками проживающими в бараке, возле сарая, где жили военнопленные.»

Свидетель Фатииди Александра Савельевна:

«…часть имела две полторы тонных автомашины, стоявшие у штаба, около 30 верховых лошадей…// Все военнопленные, многие из которых были украинцы, тоже размещались в том же сарае, где находились и лошади.// … я наблюдала, как каждое утро около сарая все военнопленные выстраивались, из штаба приходил офицер и что-то им говорил, после чего все расходились и каждый занимался кто чем.// Через день или два из группы по 10-15 человек направлялись в разведку к линии фронта в направлении ст. Безымянной, возвращались через три-четыре дня. Отправка производилась на грузовых машинах. С группой ездил немецкий офицер на легковой машине. Одна из посылаемых в разведку групп находилась около 15 дней, многие из них были ранены. Пробыв на хуторе Ново-Соленый около двух месяцев, эта часть выехала в город Краснодар.»

Свидетель Промысленко Сергей Константинович:

«…группа до 100 человек добровольно перешедших на сторону немцев русских красноармейцев, в большинстве своем были украинцы, перешедшие в районе Харькова и Ростова-на-Дону// возглавлялась немецким офицером, имевшим звание полковника (не точно). Он носил погоны с двумя просветами. // Некоторые из русских и украинцев поддерживали связь с проживающими недалеко от барака греками: Костоглиди Е.Д., Фатииди А.С. и др. Мужья этих женщин были репрессированы органами НКВД в 1037-38 гг.»

По полученным агентурным данным и в ходе бесед с местными жителями установлено, что  военнопленные вели себя строго конспиративно, о себе не рассказывали, часто назывались то одним, то другим именем. Например, от источника «Заря» получены сведения, что к одному из военнопленных по имени «Иван» приезжала и гостила мать из г. Темрюка. О том же самом факте сообщает и гражданка Попова, но уже в отношении военнопленного по имени «Володя».

Опрошенные составителем справки местные жители утверждали, что все военнопленные являлись добровольцами и в основном выходцами из «чужеклассовой среды», враждебно настроенными к Советской власти. Например, свидетельница Острикова сообщала: «…Василий, который из ближайших станиц причерноморья говорил, что не желая защищать Родину и желая сохранить свою жизнь, перешел на сторону немцев добровольно…» Жительница хутора Топузова О.Т. показала следующее: «…Один из них украинец по национальности стал нам говорить: "Вот до Советской власти мы жили хорошо, а при Советской власти моего отца раскулачили и выслали за то, что он при царе жил хорошо. Я не захотел бороться за Советскую власть и перешел к немцам. Теперь мы заживем, война скоро закончится должна, так как до Сибири осталось недалеко. Загоним Красную Армию в Сибирь и дальше не пойдем"»

Как видно, понимание стратегической обстановки у приспешников гитлеровцев было не совсем верным, либо они намеренно развивали пораженческие настроения среди местных жителей. Напомним, описываемые события происходили осенью 1942 года, когда уже почти год назад немцы были остановлены и отброшены на московском направлении, шли ожесточенные бои на подступах к Волге в Сталинграде, да и на Кавказе основной наступательный порыв противника был остановлен. До Сибири им было еще очень далеко. Вернее - никогда.

Оккупационные порядки в станице Саратовской

В станице Саратовской во время немецкой оккупации дислоцировались две карательные команды, сформированные из советских граждан, перешедших на сторону противника. В станичном клубе располагалась команда украинских добровольцев, в количестве около 40 человек. Примерно такой же численности была команда из легиона грузинских добровольцев. Эти команды находились в ведении комендатуры и фельджандармерии. Они несли караульную службу, производили облавы на партизан, участвовали в расстрелах граждан, заподозренных в связях с партизанами.

Вот еще один архивный документ – агентурное донесение агента «Х» от 16 сентября 1943 года, который поражает не только описанными зверствами карателей, но и стилем изложения. Из этого донесения и множества других сообщений граждан, очевидно, насколько люди той эпохи, ввергнутые оккупантами в пучину горя и страданий, привыкли к смерти. Привыкли настолько, что даже расстрелы детей и молодых девушек описываются ими сухо, буднично, почти без эмоций. Приведу текст донесения почти целиком, с некоторыми сокращениями.

«…И 17 августа вечером гитлеровские орды в северо-восточной части станицы // и там проводили время до утра. 18 августа утром они как голодные шакалы стали рыскать по дворам, ища для себя лакомства. Тут и начались черные дни нашей оккупации.

Большинство жителей с болью в груди смотрели на хозяйничания немцев. Но некоторые жители, видимо, ожидали прихода немцев, так как с самых первых дней стали быть их активными помощниками. Бывший бухгалтер Табаксовхоза В., бухгалтер колхоза «8-е марта» К.Н. стали вести регистрацию всех жителей. //

// … В комендатуре всегда сидели советские граждане, пойманные без документов. Этих людей или отпускали, или, чаще всего, расстреливали. Делалось это все тайно, но мне было известно через девушек, которые были пойманы немцами. Две женщины и одна девушка не знали друг друга, но очутились в одном месте, т.е. в ст. Саратовской. Как это произошло?

Одна, Шмарина Тамара Алексеевна, 1920 г. рождения, жительница г. Сочи была в заключении. Осуждена была на 4 или 6 месяцев за невыход на работу и сидела в армавирской тюрьме. Когда немцы были близко (со слов Тамары), их хотели эвакуировать в Баку, но так как они оказались окруженными, то их безо всякого отпустили. И вот она шла к дому и подходила к передовой. Ее немцы посадили и признали за советскую разведчицу. Допрашивали, били, сводили глаз к глазу с девушкой, которую она в первый раз видела – с Надей.

Тамару с Надей забрал комендант в ст. Саратовскую. В это время была поймана наша действительная разведчица – Компаниец Вера Павловна, 1919 г. рождения, из села Молдавановка. Она была сразу замечена, как только перешла фронт. Ее допрашивали в той станице, где поймали, затем в Горячем Ключе, и, наконец, в ст. Саратовской.

После долгих расспросов и допросов их отпустили, считая пленными; поставили работать на комендатурской кухне и у нас на квартире. 16-ти или 17-ти летнюю Надю расстреляли, как пойманную на преступлениях. Она говорила девушкам, что перешла фронт 7 или 8 раз, много приносила пользы и теперь поймалась.

Исполнителями воли коменданта при нашей станице была группа грузин, в количестве 40 человек. Они добровольно перешли на их сторону и были немецкими лакеями. Немцы их наградили званием жандармов и эта группа, не считаясь ни с совестью, ни с честью уничтожала советских людей в угоду кровожадному псу-Гитлеру.

Тамара и Вера познакомились с ними потому, что они питались с той кухни, где работали девушки и узнавали обо всем, что делалось в комендатуре и что делали жандармы-грузины, как исполнители.

Потом приходили домой и все мне рассказывали. Так, со слов девушек, жандармы расстреляли одного мужчину, попавшего им в плен. Потом девушку Надю, о которой выше упоминалось, 7 человек детей, самому старшему 18 лет. Ребята, особенно младшие, не выдерживали пыток и признавались. Их отложили до утра, чтобы рано утром расстрелять, но ребята убежали. Бросились на поиски и нашли их в Соленом ерике, или под хутором Соленым.

Со слов грузин-жандармов, была расстреляна одна еврейка, которая эвакуироваться дальше не могла и осталась у одной жительницы, фамилии не помню, кажется Л. Хозяйка выдала ее нацию и девушку взяли и стали отправлять, как будто в Краснодар и по дороге убили (со слов Пгач Марии).»

Факт предательства указанной выше гражданки Л. подтверждается и другим агентурным донесением от 15 марта 1945 г. В нем однозначно и подробно рассказано, как квартировавшая в доме у гражданки Л. еврейка, эвакуированная ранее из Ростова, была выдана хозяйкой немцам. По словам агента, Л. соблазнилась кое-какими ценными вещами, которые имела эта женщина и решила таким образом устранить ее, чтобы завладеть вещами. Никто, кроме Л. не знал, что документы еврейки были тайно вшиты в крышку ее чемодана, но по приходу жандармов, они сразу же открыли чемодан и вытащили документы. При отступлении немцев гражданка Л. с семьей оставила дом в Саратовской и уехала. Известно, что на момент донесения она проживала и работала в ст. Пашковской под Краснодаром.  

Но продолжим цитату из рассматриваемого нами донесения «Х» от 16 сентября 1943 года:

«У жительницы Юрченко Ольги Григорьевны немцы расстреляли одного пленного при отступлении только за то, что он не мог идти, ввиду болезни. Они ему пришили партизанство и расстреляли под кручей реки, боясь оставить живого свидетеля каторжной жизни в плену.

Вообще немцы не разрешали выходить за пределы станицы. // Как они ни хозяйничали, как ни грабили, как ни издевались над честными советскими жителями, всему этому пришел конец. Красная Армия под руководством отца тов. Сталина освободила нас от кровавого пса. 29.1.43 г. наша станица была полностью очищена от гитлеровской погани и мы снова стали дышать свежим советским воздухом.»

Из агентурного донесения другого агента Госбезопасности от 10 мая 1945 года получаем новые сведения об оккупационных порядках в станице Саратовской. 19 августа, то есть уже на второй день оккупации станицы, жители были согнаны на общее собрание, на котором был избран староста – бухгалтер Сельпо Я. Его кандидатура была предложена другим бывшим бухгалтером Табаксовхоза гражданином В. Также были определены другие помощники нового режима: переводчицей стала жена бывшего комиссара артполигона В., немка по национальности; старшим полицейским назначен М., его заместителем З.

Вновь назначенный староста Я., по свидетельствам очевидцев, был очень строг и исполнителен по отношению к власти. Вот некоторые из его высказываний:

«…Довольно вам строить советские собрания. Раньше была комедия – все советское. А теперь к нам пришли освободители от советского режима и мы должны им подчиняться и помогать во всем. Что они потребуют, то и должны выполнять…» У самого Я. на квартире проживал немецкий генерал, с которым он часто общался. При январском 1943 года отступлении немцев, как следует из донесения, бывший бухгалтер был ими «изъят». То есть – либо эвакуирован, либо уничтожен.

Не отставал от него другой вышеупомянутый финансист В.:

«Теперь я вздохну свободно и ни за кого не боюсь; за то, что мой брат эмигрант за границей». Им достоверно были выданы сведения о бывшем партийном работнике Табаксовхоза Ткачеве. На квартире у В. стояли штабные офицеры, с которыми он эвакуировался при отступлении немцев. Из документа следует, что в настоящее время В. «осел» в станице Ивановской и работает бухгалтером.

Помощником оккупационной власти был некий гражданин С., ранее мобилизованный в ряды РККА. С приходом немцев в Саратовскую, С. вернулся в станицу и привел с собой «пару лошадей с дилижансом». Немцами он был назначен начальником участка строительства сочинской дороги. «…Комендатура ему доверяла и дала нарукавную нашивку написанную по-немецки. С людьми он обращался очень грубо. Когда не выполняли его распоряжений // …он шел в комендатуру и заявлял об этом. Комендатура вызывала их и била палками // С. всегда ходил с палкой, как палач; кого-то на работе бил… // С. ушел с немцами.»

Переводчицей у немцев работала немка, жена комиссара артполигона В., которая пользовалась особым уважением у властей; привлекалась также к украшению немецкого кладбища. С местными жителями «обращалась ненавистно».

Старшим полицейским станицы был бывший красноармеец М., до войны работавший в заготовительном пункте «Табаксырье». По приходу немцев М. добровольно поступил в полицию; позже был назначен старостой. При отступлении немцев также ушел с ними.

Еще один добровольный помощник С. был назначен квартальным. По свидетельствам жителей, активно сгонял жителей на принудительные работы. При этом докладывал в жандармерию или комендатуру о не вышедших на работу, к которым принимались репрессивные меры.

В доме жительницы Саратовской гражданки П. квартировал генерал Фон-Ферстер, командующий штабом корпуса фельджандармерии. К генералу пропускали только особенно приближенных к немецкой власти лиц (таких как старосты Я., М.); даже по дорожкам мимо дома запрещалось проходить местным жителям – дом охранялся немецкими часовыми.

Двадцать человек, небезосновательно подозреваемых в измене Родине, указаны только в одном, рассматриваемом нами агентурном донесении. Причем, многие имена фигурируют и в других документах (как от агентов, так и от простых жителей – очевидцев) и часто повторяются, так что маловероятно, что агент НКВД возводит напраслину на честных жителей.

Всех этих людей перечислять нет смысла и задачи такой не стоит. Есть задача понять – кто и почему перешел на сторону врага, какие мотивы ими двигали. Очевиден социальный срез изменников – бухгалтеры, экспедиторы, конторские служащие, другие мелкие функционеры, вполне сытно кормившиеся при Советской власти. Реже – пленные красноармейцы и рядовые колхозники. Часто это казаки, так и не принявшие Советскую власть еще с Гражданской войны, ранее репрессированные и раскулаченные. По национальному составу во многих документах особо выделяются грузины, греки, украинцы. Мотивы в основном указывались выше в выдержках из донесений: месть за репрессии, недовольство Советской властью, желание быть ближе к «кормушке» или поживиться чужим добром.

Показательно то, что при всей «жестокости» (нарративно навязываемой общественному сознанию в последние десятилетия) советской государственной карательной системы, многие их этих граждан, не эвакуированные немцами, остались в своих или соседних станицах и продолжали «мирно» жить и трудиться. Более того, как следует из донесений, некоторые из них занимали весьма ответственные и «лакомые» должности: бухгалтер, завсклада, учетчик в совхозе и тому подобные. И даже - заведующий нефтебазой! Что было в головах этих людей, еще вчера предающих, расстреливающих и пытающих своих сограждан; какие задания вражеской разведки готовились выполнить затаившиеся перебежчики - можно только догадываться.

Расследование преступлений оккупантов и их пособников в Горячеключевском районе

19 декабря 1944 года Горячеключевской районной комиссией по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников составлен Акт, из которого следуют установленные  описания зверств оккупационной власти в станице Бакинской.

В  декабре 1942 года были арестованы местные жители: работники Табаксовхоза № 2 Козик Василий, Бендус Павел Петрович, Выродова  Агафья Яковлевна и Горбунов Илья Тимофеевич. Бендус, Выродова и Горбунов были участниками подполья и партизанского движения. 14 декабря они были расстреляны на просеке к Суздальской дороге, в километре от станицы Бакинской. Перед казнью над партизанами и причисленными к ним зверски издевались, что стало очевидно при эксгумации могилы. Трупы удалось узнать в основном по одежде и некоторым приметам.

Здесь и ниже мы сознательно не будем приводить описания установленных комиссией, или описываемых свидетелями следов пыток и травм убитых граждан. Сделаем это по этическим причинам.

Актом установлено, что на расстрел советских патриотов вели полицейские Б.С.А. и Л.В.А.; также принимали в этом участие начальник полиции А.И. и его заместитель Ч.М. Руководил всем немецкий офицер.

Ответственными за данное злодеяние в отношении жителей ст. Бакинской установлены генерал Фон-Ферстер, начальник жандармерии Беркнен(р), сельхозкомендант Хартман (Гартман), начальник полиции А.И. и полицейские Б.С.А. и Л.В.А.

В объемной папке документов о преступлениях немецких оккупационных  властей и их приспешников в станице Саратовской особое место занимает ряд заявлений местных жителей, сообщающих о таких случаях. Так, в заявлении от 7 января 1944 года гр-ки Коржевой Агафьи Свиридовны в районную комиссию, находим следующий факт:

«…в сентябре месяце, не помню какого числа, я вышла к реке по воду; не доходя до реки я увидела автомашину с советскими гражданами под конвоем немцев. // …Через несколько минут я услышала выстрелы. //

// Часа через четыре я проходила мимо места расстрела к реке и увидела следы преступления; был насыпан курганчик свежевырытой земли...» Ответственными за преступление заявитель просит признать генерала Фон-Ферстера и гестаповца Э. Леопольда. Заявление заверено подписью свидетеля Евтушенковой Анны Степановны.

Тот же факт находит подтверждение в заявлении гр-ки Живолудовой Евдокии Пантелеймоновны, за подписями свидетелей Давыденко Марии Ивановны и Портянкиной Татьяны Порфирьевны.

На основании этих и аналогичных им заявлений, Горячеключевской районной комиссией по установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников было проведено расследование, о чем составлен соответствующий акт от 7 января 1944 года, выдержки из которого приведены ниже.

«… в период временной оккупации ст. Саратовской, немецкая комендатура при участии полиции //…проводила аресты советских граждан и расстреливала их на восточной окраине р. Псекупс. Так в этом же августе месяце было расстреляно четыре военнопленных, а в сентябре месяце того же 1942 г. была расстреляна группа советских граждан до двадцать человек. //…по заявлениям и указаниям граждан станицы были вскрыты обе могилы, в которых обнаружены двадцать пять расстрелянных граждан; фамилии их не были установлены, т.к. не было обнаружено никаких документов. Расстреливали в основном в область головы. // Обнаруженные трупы перенесены и похоронены в общей могиле.

Ответственными за совершение злодеяний немецко-фашистских захватчиков являются командующий корпусом жандармерии генерал Фон-Ферстер и гестаповец Эуден Липольд.»

Внимательный читатель обратит внимание на некоторую разницу в формулировке выводов в актах по станице Бакинской и станице Саратовской. В первом случае ответственность возлагается, помимо немецких офицеров, и на полицейских из числа местных жителей. Во втором случае – только лишь на генерала и гестаповца; хотя в акте указано, что преступления совершались при участии полиции. Возможно, имена полицейских не были установлены; хотя  это маловероятно, - ведь конвоирование и расстрелы производились на глазах очевидцев. Возможно, комиссия по тем или иным причинам решила «закрыть глаза» на участие в преступлениях коллаборационистов из местных. К сожалению, мы сегодня вряд ли сможем достоверно утверждать, почему был применен именно такой вывод.

По заявлению гражданки Сидельниковой Любови Семеновны, проживающей в станице Саратовской по ул. Пионерской, комиссией установлен и зафиксирован соответствующим актом от 7 января 1944 года следующий факт.

В первый день оккупации станицы, 19 августа в дом Синельниковой вошел вооруженный немец и потребовал выдать ему яйца и другие продукты. Отец Сидельниковой (имя его не приводится) ответил, что яиц нет. Но во время обыска комнаты, немец обнаружил спрятанные три десятка яиц. За это немец стал избивать отца заявительницы. Когда лежащий на полу мужчина был уже весь в крови, немец ушел. После этих побоев хозяин дома тяжело болел и, пролежав в постели 10 дней, скончался.

Актом, датированным тем же числом установлены факты других преступлений оккупантов, описанные в заявлении гражданина Лукашева Степана Николаевича, проживающего по ул. Пионерская № 62, за подписью свидетелей Суворова Ф.К. и Полянского Г.А.

Как сообщает гражданин Лукашев С.Н., перед приходом немцев в станицу Саратовскую, к нему в дом пришел местный житель С.Л. (имя этого человека упоминается и в агентурных донесениях), который под предлогом обычного посещения «высматривал» кто находится в домовладении. В это время хозяин приютил у себя бригадного комиссара РККА. Кто был этот красный командир достаточно высокого ранга и каким образом попал в дом Лукашеву, не сообщается. Нет информации и о его дальнейшей судьбе.

После прихода в станицу немцев, уже в октябре 1942 года, по заявлению того же С.Л., Лукашева задержал полицейский З.П. и отвел в комендатуру. В комендатуре Лукашев был подвергнут допросу и сильному избиению. Гестаповцев интересовало, с каким разведывательным заданием он был оставлен на оккупированной территории и почему не эвакуировался. Не добившись признания, его отпустили домой.

23 октября тот же полицейский С.Л. направил сына Лукашева на принудительные работы по ремонту моста. В назначенное время сын не вышел на работу, а «пошел в колхоз». С.Л. нашел его в поле и привел в комендатуру, где парня сильно избили. Лукашев заявляет, что сына избивали ногами, обутыми в сапоги и даже собирались расстрелять на территории почты, у реки. Но потом его все-таки направили на ремонт моста. Вечером сын вернулся домой избитый, в крови и синяках, после чего несколько дней пролежал не вставая.

Ответственным за издевательства над собой и своим сыном Лукашев просит признать гестаповца Эудена Липольда и «полицейского, предателя Родины С.Л.», что и зафиксировано в акте районной комиссии.

Другим заявлением Лукашева С.Н. вскрывается еще одно страшное преступление гитлеровцев в отношении советских военнопленных. Заявление без даты, но надо полагать, что написано было одновременно с предыдущим; подписи свидетелей те же – Суворов и Полянский.

«В период временной оккупации нашей станицы Саратовской немецко-фашистскими захватчиками, на территории артполигона был лагерь военнопленных. Они находились в большом помещении, огороженном колючей проволокой. Перед отступлением немцы это помещение подожгли и находившиеся в нем пленные красноармейцы заживо сгорели.

Когда немцы ушли, я с сыном ходил по дрова и видел на месте // …около сорока душ сгоревших красноармейцев.

Ответственным за издевательства и совершенные зверства над пленными красноармейцами является командующий корпусом жандармерии генерал Фон-Ферстер и гестаповец Эуден Липольд.»

 Это чудовищное преступление не покажется из ряда вон выходящим, если вспомнить другой случай, известный исследователям истории и краеведам, хотя и не относящийся к нашему расследованию.

На ул. Красной города Краснодара, на месте бывших подводных мастерских и зернового базара, во время оккупации находился лагерь военнопленных. Здесь, в 25-ти огромных бараках содержалось около двух тысяч пленных красноармейцев, которые регулярно выводились на принудительные работы по фортификации. Осенью и зимой 1942-1943 гг. люди спали кто на нарах, кто на земляном полу, прикрывшись тем, что было из носимой одежды. От холода, голода и болезней ежедневно умирало по несколько человек.

В ночь на 12 февраля 1943 года, когда Красная Армия была на подступах к Краснодару, немцы стали покидать город. Бараки с военнопленными были облиты керосином и сожжены. Стараниями прибежавших очевидцев – местных жителей, удалось открыть лишь один барак и спасти несколько десятков человек. Остальные пленные сгорели заживо. Сколько их было – сотни, тысячи?..

Исполнителями приказа гитлеровцев по уничтожению военнопленных были полицейские, из тех же пленных красноармейцев, ранее добровольно перешедшие в услужение к оккупантам. Справедливости ради отмечу, что вырвавшиеся на свободу солдаты из спасенного барака бросились к находящейся неподалеку казарме (сейчас здание технологического колледжа), в которой содержались полицейские, уже собирающие свои пожитки. Очевидцы затем рассказывали о десятках растерзанных трупов предателей. Им мстили там же, где догоняли.

Заключение

В довольно обширной папке архивных документов о деятельности немецких разведорганов на территории Горячеключевского района, есть еще много информации о сотрудничестве местных жителей с оккупантами. Иногда это доказанные свидетельскими показаниями факты, иногда – лишь предположения оперативника, ведущего расследование. Иногда указаны их полные имена и фамилии, часто – лишь инициалы. Я привожу здесь выдержки лишь части документов; привожу их не для того, чтобы попытаться «вычислить» и заклеймить предателей (напомню – перед нами лишь материалы расследования, а не выводы органов правосудия), а для создания как можно более полной картины событий тех страшных месяцев оккупации.

Мне могут возразить: не нужно ворошить темное прошлое и очернять нашу военную историю и наш народ неприглядными делами маленькой прослойки предателей. Но, во-первых: не такая уж она и маленькая, эта прослойка, как видно из приведенных выше данных, далеко не полных. Во-вторых: это тоже наша история, которая не всегда была светлой и радостной, не всегда была историей подвигов и самоотверженности. В ней встречались и такие мерзкие и грязные моменты.

В-третьих – и это самое главное, в последние годы мы не раз убеждались, что многое, скрытое от общественного мнения под предлогом «не навреди», впоследствии «выходит боком». Например, на протяжении многих десятилетий скрывалась правда о размахе националистического движения на Украине, которое уже в послевоенные годы активно боролось и сражалось с Советской власти вплоть до середины 50-х годов. Не исчез, а лишь ушел в подполье украинский нацизм и в годы «развитого социализма»: бывшие бендеровцы и греко-католические униаты, наскоро переобувшись, уже в 80-90-е годы заняли многие руководящие и общественные посты, исподволь влияли на общественное мнение, приобщали к враждебной вере прихожан на «тайных вечерях».

Работа с ними, хотя и велась по линии спецслужб, но на практике действенных мер к локализации или купированию процесса не принималось. Ведь это наш «братский» народ, «младший брат», - так было принято думать. Прошли десятилетия и «младший брат», которому дозволялось даже больше, чем «старшему», который задабривался подарками в виде усиленного финансирования, развития социальной и промышленной инфраструктуры, налоговых послаблений, заигрывания с национальными традициями, расшалился не на шутку.

Именно поэтому, сегодня нельзя закрываться от исторических реалий, окрашенных в темные и серые тона; воспринимать их следует спокойно, критически и с пониманием неизбежности уже произошедшего. Именно поэтому и проведено данное расследование деятельности немецких оккупационных органов и их пособников на территории Горячеключевского района.

Ведь «История – это то, что было» - как справедливо говорил авторитетный исследователь военной истории Битвы за Кавказ Эдуард Пятигорский.

P.S.

Автор благодарит руководство и сотрудников архива Управления ФСБ России по Краснодарскому краю за предоставленные материалы, а также директора Городского исторического музея Галину Викторовну Войло, без поддержки которой данная публикация была бы невозможна.

Научный сотрудник ГИМ С.С. Безух